Аля растерялась настолько, что покорно пошла вслед за Стасом. Олег и Роман проводили их взглядами.

— Вот они, женщины… — вздохнул Олег. — У кого деньги, тот и принц… Слушай, неплохая строчка для стихотворения, тебе не кажется?!

…Аля шла за Стасом, и в голове ее отдавались набатом его слова.

— Я снял нам гостиницу! Поменял билеты! Заказал такси! Сегодня вечером сходим на дискотеку, хочешь?!

Аля шла и не понимала, куда она идет и зачем. И что делает рядом с ней этот совсем посторонний ей человек. Чужой человек. Отчаянно чужой. Они вошли во двор гостиницы.

— Сейчас примем душ и в кроватку, — продолжал Стас, трогая ее грудь через тонкую ткань сарафана. — Я так по тебе соскучился, ты себе не представляешь…

Аля убрала его руку и остановилась.

— Я никуда с тобой не пойду, — твердо сказала она.

— Не понял? — Стас тоже замер.

— Я не люблю тебя больше, — просто сказала Аля. — И никуда с тобой не пойду.

Аля развернулась и быстро пошла прочь.

— Алла! — крикнул ей вслед Стас. — У меня все твои вещи! И телефон! И паспорт! Прекрати дурить!

— Оставь их себе! — Аля повернулась и посмотрела прямо в глаза Стасу. Она не увидела в них ничего. Он оказался из тех людей, жизни в которых меньше, чем в вещах Макса Волошина. И как она раньше этого не понимала и не видела? — Мне ничего от тебя не нужно!

Стас сплюнул и выругался. Витиевато, затейливо, очень грубо и зло. Но Аля не слышала его слов. Она слышала музыку… Аля шла по переулкам Коктебеля, и музыка окружала ее со всех сторон. Звучали звезды на небе, вписывались в ритм произведения бродячие кошки, подпевала полная луна, звенели листья деревьев… И даже какофония звуков на набережной вплеталась в эту музыку гармонично и смело.

Аля открыла калитку и вошла во двор. Роман отложил саксофон и посмотрел на нее.

— Как ты меня нашла?

Аля улыбнулась.

— Ты же сказал, что живешь на улице Декабристов… Я шла на звук… Я не могла ошибиться… Потому что… Ты же сейчас играл меня?..

Александра Фомина

Что-то, связанное с тобой

Долго искали старые записные книжки: хотели найти его телефон или адрес, на крайний случай. Может, и выкинули вовсе. Что ищем, зачем, не умер ли уже? Но… целая пачка писем. Потом всю жизнь будем мучиться, если не попробуем найти. Позвать его было не то чтобы целью, но сообщить, а там — как сам знает. Пока листали книжки, увидели другое, давно забытое и сразу вспомнившееся имя. Конечно, они же все вместе работали, может, она знает. Позвонили. Она была жива и знала. «Саша Гордеев? Да, мы вместе работали. Жив. Я с его женой иногда общаюсь. Она ведь тоже с нами работала, в другом отделе. Оля умерла?» Длительная пауза. «Соболезную. На похороны его хотите позвать? Нет, я вряд ли смогу, хожу еле-еле. Я позвоню сама, он очень плохо слышит. Говорите, куда приезжать, я передам».

Ялта. Главпочтамт. До востребования. Колотовой Ольге Ивановне. 21 августа 1973 г.

«Олеша, милый, я ищу тебя на улицах. Вздрагиваю. Ты зарыла карандаш в песок и лежишь в нирване. Ветер разносит по пляжу тысячи белых листов, на которых ты собиралась писать мне письма. Ты бегаешь по волнам, по самому синему в мире морю, которого я никогда не видел, и Ялта ликует. А я тоскую и завидую. Вышли мне местную прессу с описанием этих событий. Вчера взял отгул за колхоз и поехал за грибами в Чепелево. Нашел четырнадцать белых и два подосиновика. Чуть не умер от разрыва сердца: скоро ты поедешь домой мимо этих мест. Выпрыгни».

Перезвонила через полчаса. «Я позвонила. Вряд ли он придет. Начал плакать, говорить что-то, я не разобрала. По-моему, был пьяный. Я все передала его жене, Гале. Да, она помнит Олю. Конечно, знала. Лет пятнадцать у них роман был, все уж знали. А сейчас, вот, глухой, старый, еле ходит. Видит вроде тоже плохо. Галя за ним ухаживает. Ну, она помоложе нас, конечно, лет на семь. Вы не беспокойтесь, Галя ему все передаст, она очень хороший и ответственный человек».

Ялта. Главпочтамт. До востребования. Колотовой Ольге Ивановне. 23 августа 1973 г.

«Олеша, теплынь моя, ты там не мерзнешь? Спрашиваю всех, кого вижу: как там в Крыму, тепло ли? Кажется, что с тобой тысячи человек — чьи-то родственники, знакомые, и только я один здесь, как дурак. Думаю только об как бы выпить. После твоего отъезда я впал в небритое состояние. Щетина действительно меняет овал лица, как ты однажды заметила. Может быть, моя физиономия не будет такой вытянутой, и я буду чувствовать себя полноценнее. Но ты не думай, я не бездельничаю. Уже прочитал о Ялте все, что смог найти. Володька (помнишь?), оказывается, был на Ай-Петри и снял целый альбом фотографий. Но ты ведь не полезешь в гору без меня, а? Говорит, там строят канатную дорогу. Но это вверх, а вниз мы пойдем пешком».

На похороны он не приехал. Приехала Валентина, та самая сослуживица, с которой говорили по телефону. Сказала, что Галя, жена, была не против, была готова отвезти или сына попросить, но он только плакал. Сам уже несколько месяцев никуда не выходит. Семьдесят пять лет. На поминках показали Валентине письма в Крым. Она не удивилась. «У них тогда роман был в самом разгаре. Оба были как не от мира сего. Если б раньше встретились… Он ведь позже к нам в отдел пришел, техником. Да, высшего образования у него не было. Как-то долго друг к другу приглядывались. Он у нас и женился. На Гале. Она такая хорошенькая на свадьбе была, моложе его. Влюбилась, конечно. Стихи писал, песни под гитару, красивый. Ему уж за тридцать было. Взял и женился, а ведь тогда уже Олю любил. Потом ваш папа умер. Конечно, он бы от Гали ушел, если б Оля захотела. Но разве она так могла? На чужом несчастье счастья не построишь. Я ее как-то спросила: а каково Гале-то — муж через день где-то в другом месте ночует? Это и есть то счастье, которое ты защищаешь? А она мне: это пусть они с Галей решают. Я помню, как Оля в Крым ездила с дочкой, с вами? Они перед